Осень

…А за окном стремительно темнеет. Нет, это не гроза, просто тяжелая низкая туча. Серая. Мрачная. От нее холодно. Не снаружи – внутри. Подтягиваю колени к подбородку. Почему-то кажется, что так теплее. Утыкаюсь лицом в колени. Закрываю глаза. Единственный звук – шуршание карандаша по листу бумаги. А за распахнутым окном, кажется, все вымерло. Даже ветра нет. И хочется чего-то яркого, шумного и бессмысленного. Чтобы не оставаться один на один с этой серой напряженной тишиной. Или наоборот – завернуться по уши в плед и спать. Пока не выглянет солнце или не поднимется ветер.

- Лас?

- Мда? – не поднимая головы нехотя отзываюсь я.

- Обедать будем?

- Нет.

Не знаю, о чем там на самом деле хотел спросить Линдир, но не об обеде, это точно. Не знаю, что там я хотел на это ответить, но, не поняв самих себя, друг друга мы поняли. Каким образом – загадка. Вечная загадка, уже переставшая вызывать недоумение. Загадка, разгадывать которую уже не интересно, да и не имеет никакого смысла. Меня смешит слово "осанве". Мне чуждо само понятие "осанве". Нет его. Есть что-то другое, что никак не называется.

Природа, словно устав от собственной настороженности и томительного оцепенения, разражается, наконец, серым невнятным дождиком. Капли шебуршат, скатываясь по поникшей листве, гулко цокают по карнизу. Я почти слышу, как крадется по еще зеленой и сочной траве осень, зябко кутаясь в серое туманное марево.

Это значит, будут такие же безликие моросящие дожди, золотые клены, яркие красно-рыжие вспышки в кружевной рябиновой листве, синие сливы за окном, шуршащий ковер под ногами, разлитая в сыром воздухе щемящая меланхолия. Это осень.

Золотые шары – это осень,
Ну и что ж, пусть и осень будет:
В небесах дождевая проседь,
Вереница тоскливых будней.

И осенних цветов безумство,
Как "прощай" уходящего лета,
И напоены светлой грустью
Наших северных стран ветры.

Дышит осенью август звездный,
Навалилась на плечи усталость.
От того ль, что светает поздно,
От того ль, что тепла не осталось?

Всплыли в памяти строчки, осыпались, заставили грустно улыбнуться. Как это было давно. Очень давно. Или нет? Что, собственно, изменилось с тех пор? Та же осень. В этом году она мне кажется слишком ранней. В этом году я к ней еще не готов. Еще хочется тепла, длинных дней и летней бесшабашности. Я еще не устал от них. Но август кончается. Август полон бархатных холодных ночей, низких звезд, серых луж, пышных цветов. Все это – осень.

Линдир что-то негромко замурлыкал себе под нос. Что-то очень мелодичное, чуть грустное, но светлое. Что-то, заставившее поднять голову. Что-то, от чего свернувшаяся клубочком неосознаваемая боль трепыхнулась и настроилась на поиски более уютного места. Что-то, что теплее и действенней бессмысленных вопросов и уговоров. Так уже было?

Такая же, но чуть более поздняя осень бродила по Лесу… десять лет назад? Сто? Тысячу? Давно. Тревожащая. Полная сырости и тоски. Полная дел и забот. Полная надежды и отчаянья.

И так же скользило по бумаге перо Линдира. И рождались новые стихи. И пелись новые песни. И где-то далеко-далеко, впереди, за осенними дождями и декабрьскими вьюгами, ждала весна. Так было. И десять лет назад, и сто, и тысячу. И сколько раз, словно мантру, твердил я строчки, стекшие с кончика пера в один из таких же серых щемящих дней.

Ах, какие тревожные выдались дни:
Стелет осень ковер из забот и утрат.
Золотой пеленой облетают они:
Это бродит по нашим Лесам листопад.

Ах, какие тревожные выдались дни,
Вновь безликим свинцом налились небеса,
В обнаженных стволах притаились дожди,
И пред болью зимы беззащитны леса.

Ах, какие тревожные выдались дни,
Ты куда-то спешишь, ты отводишь глаза
В ожидании вьюг, но пройдут и они.
А за ними, ты слышишь, наступит весна.

Ах, какие тревожные выдались дни,
И на сердце легли тяжким грузом потерь.
Ты весенних ветров забытье призови,
Ты в осенних ветров безысходность не верь.

Я не верю, Лин.

©  Нэлт